В уголовном деле никто не осуждается в его отсутствии, а также никто отсутствующий не может обвинять через другого или быть обвиненным. Голдер (Golder) против Соединенного Королевства (21 февраля
1975 года)
A. Основные факты
Г-н
Сидней Элмер Голдер, гражданин
Великобритании, родился в 1923 г. Когда
он отбывал тюремное заключение в тюрьме
Паркхерст на острове Уайт, там 24 октября
1969 г. произошли беспорядки. На следующий
день раненный при усмирении волнений
офицер тюремной службы дал показания,
в которых опознал одного из напавших
на него: "Это был заключенный, которого
я знаю в лицо, думаю, его зовут
Голдер". Вместе с другими подозреваемыми
г-н Голдер был временно помещен в
отдельную часть тюремного здания. Он
был допрошен офицерами полиции, которые
30 октября 1969 г. предупредили его, что
собранные факты будут доложены для
решения вопроса о возбуждении против
него судебного преследования за
нападение. Однако 5 ноября 1969 г. офицер
тюремной службы внес уточнения в свои
первоначальные показания, заявив, что
он не уверен, что на него напал именно
г-н Голдер. Два дня спустя другой офицер
тюремной администрации направил рапорт
о том, что г-н Голдер во время беспорядков
находился некоторое время рядом с ним,
не принимая в них участия. В этот же день
г-н Голдер был возвращен в обычную
камеру. Против него не было выдвинуто
никаких обвинений. 20 марта 1970 г., боясь,
что первоначальные показания могут
отрицательно сказаться на его судьбе,
г-н Голдер обратился в Министерство
внутренних дел, как того требовали
Тюремные правила 1964 г., с просьбой
разрешить ему получить консультацию
адвоката о возможности предъявить
соответствующему сотруднику тюрьмы
гражданский иск о диффамации. Его
ходатайство было отклонено 6 апреля
1970 г. Г-н Голдер был условно досрочно
освобожден 12 июля 1972 г.B. Разбирательство
в Комиссии по правам человека
Г-н
Голдер обратился в Европейскую комиссию
по правам человека в апреле 1970 г. с
жалобой, в которой утверждал, что отказ
разрешить ему проконсультироваться у
адвоката является нарушением статьи 6
п. 1, гарантирующей право доступа к
правосудию для определения гражданских
прав и обязанностей. Он, кроме того,
настаивал, что имело место нарушение
статьи 8, выразившееся в том, что ему
было отказано в переписке, которая
является неотъемлемой частью контактов
с адвокатом. В своем докладе Комиссия
установила факты и выразила следующее
мнение: статья 6 п. 1 гарантирует право
доступа к правосудию (единогласно); статья 6 п. 1, взятая отдельно или в
сочетании с другими статьями Конвенции,
не содержит ограничений на право
осужденного к лишению свободы предъявлять
иски и иметь с этой целью возможности
консультироваться с адвокатом, а потому
ограничения, введенные практикой
английских властей, несовместимы с
требованиями статьи 6 п. 1 (единогласно); статья 8 п. 1 подлежит применению к
обстоятельствам настоящего дела (семью
голосами против двух); "обстоятельства,
составляющие нарушение статьи 6 п. 1,
представляют собой также нарушение
статьи 8" (восемью голосами против
одного). Кроме того, Комиссия выразила
мнение, что на право доступа к правосудию,
гарантированное статьей 6 п. 1, не
распространяется требование "разумного
срока", на чем первоначально настаивало
Правительство. Дело было передано в
Суд Правительством Соединенного
Королевства 27 сентября 1973 г.Вопросы права
23. Пункты 73, 99 и 110 доклада Комиссии
указывают, что Комиссия единогласно
полагает, что имело место нарушение
статьи 6 п. 1 Конвенции. Правительство
не согласно с этим мнением.24. Статья 6 п. 1 предусматривает: "Каждый человек имеет право при определении его гражданских прав и обязанностей или при рассмотрении любого уголовного обвинения, предъявляемого ему, на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона. Судебное решение объявляется публично, однако пресса и публика могут не допускаться на судебные заседания в течение всего процесса или его части по соображениям морали, общественного порядка или государственной безопасности в демократическом обществе, а также когда того требуют интересы несовершеннолетних или для защиты частной жизни сторон, или - в той мере, в какой это, по мнению суда, строго необходимо - при особых обстоятельствах, когда гласность нарушала бы интересы правосудия".
25. В данном случае Суд призван принять решение по двум вопросам, возникающим из процитированного выше текста: i) Ограничивается ли статья 6 п. 1 по существу гарантией права на справедливое судебное разбирательство, когда процесс уже ведется, или она признает также право доступа к правосудию каждого, кто хочет обратиться в суд в случае спора о его правах и обязанностях гражданско-правового характера? ii) Существуют ли в последнем случае какие-либо подразумеваемые ограничения на право доступа либо на осуществление этого права, которые подлежали бы применению в настоящем случае?
26. Суд напоминает, что 20 марта 1970 г. Голдер обратился к министру внутренних дел за разрешением проконсультироваться у адвоката для того, чтобы предъявить иск в защиту чести и достоинства к офицеру тюремной администрации Леярду, и что 6 апреля в разрешении было отказано (п. 16 и 18 выше). Хотя отказ министра внутренних дел имел прямым следствием запрет Голдеру вступить в контакт с адвокатом, из этого отнюдь не следует, что единственная проблема, которая может возникнуть в данном случае, относится к переписке и исключает проблему доступа к правосудию. Очевидно, никто не знает, упорствовал бы Голдер в своем намерении подать в суд на Леярда, если бы ему разрешили проконсультироваться с адвокатом. Кроме того, информация, представленная в Суд Правительством, дает основания полагать, что английский суд не принял бы иск, поданный находящимся в заключении осужденным, на том единственном основании, что он обратился с исковым заявлением - например, с помощью представителя, - не получив, согласно статьям 33 § 2 и 34 § 8 Тюремных правил 1964 г., разрешения на такое обращение от министра внутренних дел, чего в данном случае не произошло. Тем не менее остается фактом, что Голдер совершенно ясно выразил свое намерение "предъявить гражданский иск в защиту чести и достоинства" и вступить в контакт с адвокатом именно с этой целью, что само по себе является нормальным предварительным шагом, а в положении Голдера единственно возможным по причине его нахождения в тюрьме. Запретив Голдеру вступить в такой контакт, министр внутренних дел фактически воспрепятствовал возбуждению возможного судебного дела. Формально не лишая Голдера принадлежащего ему права обратиться в суд, министр внутренних дел на практике лишил его с 1970 г. возможности подать иск. Наличие фактических помех может нарушать Конвенцию точно так же, как и существование юридических препятствий. Конечно - как подчеркнуло Правительство, - после освобождения Голдер мог обратиться в суд в любое время по своему выбору, но в марте и апреле 1970 г. это выглядело как весьма отдаленная перспектива, а создание препятствий для действенного осуществления права может оказаться равносильным нарушению указанного права, даже если препятствие и носит временный характер. Соответственно, Суд должен был рассмотреть, нарушало ли обнаруженное им препятствие гарантируемое Конвенцией право и, в частности, статью 6, на которую Голдер ссылался.
27. Один момент не нуждается в обсуждении, и Суд считает само собой разумеющимся, что "право", которым Голдер изъявил желание воспользоваться в английском суде против Леярда, независимо от того, прав он или нет, носило "гражданско-правовой характер" в смысле статьи 6 п. 1.
28. С другой стороны, статья 6 п. 1 не говорит прямо о праве доступа к правосудию. В пункте 1 провозглашаются иные права, но все они вытекают из одной и той же основополагающей идеи и, будучи взяты в совокупности, составляют единое право, хотя и не получившее точного определения. Поэтому Суд призван установить при помощи толкования, является ли доступ к правосудию составной частью или аспектом указанного права.
29. Следовало решить вопрос о методе, каким следует толковать Конвенцию, и прежде всего о п. 1 статьи 6. Суд готов исходить из того, как это делают Правительство и Комиссия, что ему следует руководствоваться статьями 31 - 33 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г. Эта Конвенция еще не вступила в силу, и в статье 4 оговаривается, что она не будет иметь обратной силы, но в статьях 31 - 33 Конвенции излагаются правила толкования, принятые в международном праве, на которые Суд уже ссылался в соответствующих случаях. В этом отношении в целях толкования Европейской конвенции следует руководствоваться этими правилами, но с оговоркой - "без ущерба для соответствующих правил данной организации" (статья 5 Венской конвенции), в данном случае Совета Европы.
30. "Общее правило толкования" международного договора, о котором говорит статья 31 Венской конвенции, соединяет воедино ряд составляющих, которые перечислены в четырех пунктах той же статьи 31.
31. Термины, используемые в п. 1 статьи 6 Европейской конвенции, взятые в контексте, дают основания полагать, что это право включено в установленные гарантии.
32. Из французского текста п. 1 статьи 6 с очевидностью следует, что, когда речь идет о гражданско-правовых спорах, каждый имеет право на то, чтобы судебное разбирательство, начатое им или против него, осуществлялось определенным способом, а именно справедливо, публично, в разумный срок и т.п., - а также и прежде всего на то, что дело будет вестись не каким-нибудь государственным учреждением, а судом в смысле статьи 6 п. 1 (см. Решение по делу Рингейзена от 16 июля 1971 г. Серия A, т. 13, с. 39, п. 95). Правительство справедливо подчеркнуло, что французское слово "cause" может означать "дело, которое рассматривается в суде" ({Littre}. Dictionnaire de la langue {francaise}, v. 1, p. 509, 5°). Однако это является не единственным обычным значением данного слова; оно используется также для обозначения "совокупности интересов, преобладания или поддержки которых надо добиться" (Robert P. Dictionnaire {alphabetique} et analogique de la langue {francaise}, v. 1, p. 666, II - 2°). Спор о правах и обязанностях гражданского характера также обычно предшествует судебному процессу и не зависит от него. Выражение "независимый и беспристрастный суд, созданный на основании закона", вызывает скорее представление об организации, чем об определенной деятельности, скорее об институте, чем о процедуре. В английском тексте фраза "при определении его гражданских прав и обязанностей", на которую Правительство ссылается в обоснование своей позиции, не обязательно относится только к уже начавшемуся процессу; она, как отметила Комиссия, включает право на то, чтобы спор о гражданских правах и обязанностях нашел свое решение в суде. В представлении Правительства утверждалось, что выражения "справедливое и публичное разбирательство" и "в разумный срок", второе предложение в п. 1 ("судебное решение", "судебное заседание") и п. 3 статьи 6 четко предполагают производство, уже ведущееся в суде. Право на справедливое, публичное и скорое судебное разбирательство, естественно, приложимо только к ведущемуся процессу, из этого, однако, не следует, что право на возбуждение судебного дела тем самым из него исключается; делегаты Комиссии справедливо подчеркнули это в п. 21 своей памятной записки. Кроме того, по уголовным делам "разумный срок" может начать течь до того, как дело будет передано в суд, компетентный рассматривать данное уголовное обвинение (см. Решение по делу Вемхофа от 27 июня 1968 г. Серия A, т. 7, с. 26 - 27, п. 19; Решение по делу Неймастера от 27 июня 1968 г. Серия A, т. 8, с. 41, п. 18; Решение по делу Рингейзена от 16 июля 1971 г. Серия A, т. 13, с. 45, п. 110). Можно представить себе также обстоятельства, когда и по гражданско-правовым вопросам течение разумного срока начнется до того, как в суде, куда подан иск, он начнет решаться по существу.
33. Правительство выступило за необходимость соотнесения статьи 6 п. 1 со статьями 5 п. 4 и 13. Оно отметило, что последняя явно предусматривает право доступа к правосудию, поэтому отсутствие аналогичного положения в статье 6 п. 1 удивляет. Правительство также утверждало, что если истолковать п. 1 статьи 6 как предусматривающий право доступа, то статьи 5 п. 4 и 13 стали бы излишними. Делегаты Комиссии ответили по существу, что статьи 5 п. 4 и 13, в отличие от статьи 6 п. 1, выступают как "дополнение" к другим статьям. Они не формулируют конкретные права, а призваны служить процессуальными гарантиями, обеспечивающими возможность "обращения в суд", в первом случае применительно к "праву на свободу", изложенному в п. 1 статьи 5, а во втором - применительно ко всем "правам и свободам, закрепленным в настоящей Конвенции". Статья 6 п. 1 направлена на защиту "права на само надлежащее отправление правосудия", "право на то, чтобы правосудие осуществлялось". Этот "важный и неотъемлемый составной элемент" объясняет различие в формулировке статьи 6 п. 1 и той, что используется в статьях 5 п. 4 и 13. Этот довод не лишен убедительности даже несмотря на то, что выражение "надлежащее отправление правосудия", которое иногда используется по причине его краткости и удобства (например, в Решении по делу Делькура от 17 января 1970 г. Серия A, т. 11, с. 15, п. 25), не содержится в тексте п. 1 статьи 6, и его можно понимать как относящееся только к деятельности по отправлению правосудия, а не к его организации. Суд полагает, в частности, что толкование, против которого выступает Правительство, не ведет к смешению статьи 6 п. 1 со статьей 5 п. 4 и статьей 13 и не делает положения последних излишними. В статье 13 говорится об эффективных средствах правовой защиты путем обращения к "государственному органу", который может и не быть "судом" в смысле статьи 6 п. 1 и статьи 5 п. 4. Кроме того, эффективное средство правовой защиты имеет дело с нарушением права, гарантированного Конвенцией, тогда как статьи 6 п. 1 и 5 п. 4 охватывают требования, относящиеся в первом случае к существованию или содержанию гражданских прав, а во втором - к законности ареста или задержания. Важно, что эти три статьи действуют не в одной и той же области. Понятие "гражданские права и обязанности" (п. 1 статьи 6) не служит продолжением того, что именуется "права и свободы, признанные в настоящей Конвенции" (статья 13), даже если и происходит некоторое взаимное наложение. Что касается "права на свободу" (статья 5), то его гражданско-правовой характер является в определенной мере спорным (см. Решение по делу Неймастера от 27 июня 1968 г. Серия A, т. 8, с. 43, п. 23; Решение по делу Мацнеттера от 10 ноября 1969 г. Серия A, т. 10, с. 35, п. 13; Решение по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 г. Серия A, т. 12, с. 44, п. 86). Кроме того, требования статьи 5 п. 4 выглядят в некотором отношении более жесткими, чем те, что содержатся в статье 6 п. 1.
34. Согласно статье 31 п. 2 Венской конвенции, преамбула к договору образует неотъемлемую часть его контекста. Более того, преамбула обычно бывает весьма полезной для определения "предмета" и "цели" конкретного международно-правового акта при его толковании. В настоящем случае наибольшее смысловое значение имеет то место в преамбуле к Европейской конвенции, где подписавшие ее правительства заявляют, что они "преисполнены решимости как правительства европейских стран, придерживающихся единых взглядов и имеющих общее наследие политических традиций и идеалов, уважения свободы и верховенства права, сделать первые шаги на пути коллективного осуществления некоторых из прав, сформулированных во Всеобщей декларации". С точки зрения Правительства, указанное перечисление принципов во вводной части документа наглядно иллюстрирует "процесс отбора", проведенный его составителями: он заключается в том, что Конвенция не ставит своей задачей защитить права человека вообще, а лишь некоторые из прав, сформулированных во Всеобщей декларации 1948 г. Статьи 1 и 19 отражают эту позицию. Комиссия, со своей стороны, придает огромное значение выражению "верховенство права", которое, с ее точки зрения, проливает дополнительный свет на п. 1 статьи 6. "Избирательный" характер Конвенции не должен ставиться под сомнение. Можно также согласиться с утверждением Правительства, что преамбула не включает верховенство права в перечень задач и целей Конвенции, а лишь указывает на него как на характерную черту общего духовного наследия государств - членов Совета Европы. Однако Суд, как и Комиссия, полагает, что было бы ошибкой видеть в этой ссылке "не более чем риторику", не представляющую интереса для толкования Конвенции. Правительства, подписавшие Конвенцию, исходили из глубокой веры в верховенство права. Следовать этому при толковании терминов, используемых в п. 1 статьи 6, сообразно с заключенным в них смыслом и в свете задач и целей Конвенции, кажется нам естественным и полностью соответствующим принципу добросовестности (статья 31 п. 1 Венской конвенции). Это тем более справедливо, поскольку Устав Совета Европы, членами которого являются все государства - участники настоящей Конвенции (статья 66 Конвенции), содержит ссылку на верховенство права в двух местах: первый раз в преамбуле, где подписавшие ее правительства подтверждают свою приверженность этому принципу, и второй раз в статье 3, которая предусматривает, что "каждый член Совета Европы должен признавать принцип верховенства права..." А верховенство права в гражданско-правовых делах трудно себе представить без возможности получить доступ к правосудию.
35. В статье 31 Венской конвенции указывается, что наряду с контекстом следует учитывать "соответствующие нормы международного права, применяемые в отношениях между участниками". Среди этих норм - общие принципы международного права и, в частности, "общие принципы права, признаваемые цивилизованными странами" (п. 1 "c" статьи 38 Устава Международного Суда ООН). Юридический комитет Консультативной Ассамблеи Совета Европы предвидел в августе 1950 г., что "Комиссия и Суд должны будут, по необходимости, применять такие принципы" при исполнении возложенных на них обязанностей, а потому не считал "необходимым" наличие в Конвенции соответствующих предписаний (Documents of the Consultative Assembly, working papers of the 1950 session, v. III, no. 93, p. 982, § 5). Принцип, согласно которому спор гражданско-правового характера может быть передан в суд, относится к числу повсеместно признанных основополагающих принципов права; это справедливо и в отношении принципа международного права, который запрещает отказ в правосудии. В свете указанных принципов следует читать и статью 6 п. 1. Если бы ее текст понимался как говорящий исключительно о движении дела, которое уже передано в суд, то Договаривающееся государство могло бы, не нарушая эту статью, упразднить свои суды или вывести из их юрисдикции рассмотрение некоторых видов гражданских дел, поручив их органам, находящимся в зависимости от правительства. Подобные допущения, неотделимые от опасности произвола, имели бы весьма серьезные последствия, которые несовместимы с указанными выше принципами; это не могло пройти мимо внимания Суда (см. Решение по делу Лоулесса от 1 июля 1961 г. Серия A, т. 3, с. 52; и Решение по делу Делькура от 17 января 1970 г. Серия A, т. 11, с. 14 - 15). По мнению Суда, было бы немыслимо, чтобы статья 6 п. 1 содержала подробное описание предоставляемых сторонам процессуальных гарантий в гражданских делах и не защищала бы в первую очередь того, что дает возможность практически пользоваться такими гарантиями - доступа к суду. Такие характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм, лишаются смысла, если нет самого судебного разбирательства.
36. Все вышеназванное приводит к выводу, что право доступа к правосудию является одним из неотъемлемых составляющих права, гарантированного статьей 6 п. 1. Это не расширительное толкование, налагающее новые обязательства на Договаривающиеся государства: этот вывод основан на терминологии первого предложения п. 1 статьи 6, прочитанного в контексте данной статьи, с учетом предмета и цели нормативного договора, каким является Конвенция (см. названное выше Решение по делу Вемхофа, с. 23 п. 8), а также общих принципов права. Таким образом, Суд приходит к выводу, что, даже и не прибегая к "дополнительным средствам толкования", предусмотренным в статье 32 Венской конвенции, статья 6 п. 1 обеспечивает каждому человеку право на рассмотрение в суде любого спора, относящегося к его гражданским правам и обязанностям. Она признает "право на суд", где право доступа, понимаемое как возможность инициировать судебное производство по гражданским делам, составляет лишь один из аспектов. К этому следует добавить гарантии статьи 6 п. 1, относящиеся к организации и составу суда и к движению процесса. Короче говоря, все это в целом представляет собой право на справедливое разбирательство. Суд не должен исследовать в данном деле, требует ли статья 6 п. 1, и в какой мере, решения по существу спора.
37. Препятствие в доступе к правосудию, констатированное в п. 26 выше, ущемило право, гарантированное статьей 6 п. 1, теперь остается установить, было ли это препятствие оправданно в силу наличия каких-либо законных ограничений.
38. Соглашаясь с Комиссией и Правительством, Суд считает, что право доступа к правосудию не является абсолютным. Поскольку Конвенция (см. статьи 13, 14, 17 и 25) не содержит его определения в узком смысле этого слова, остается молчаливо допускаемая возможность ограничения этого права, но не затрагивающая его основного содержания. Первое предложение статьи 2 Протокола от 20 марта 1952 г.: "Никому не может быть отказано в праве на образование" - ставит аналогичную проблему. В Судебном решении от 23 июля 1968 г. о режиме использования языков в системе образования Бельгии Суд констатировал: "Право на образование по самой своей природе требует государственного регулирования, которое может меняться в зависимости от места и времени, в соответствии с потребностями и ресурсами как общества, так и конкретных лиц. Само собой разумеется, что подобное регулирование никогда не должно ни наносить ущерба сути права на образование, ни вступать в конфликт с другими правами, закрепленными в Конвенции" (Серия A, т. 6, с. 32, п. 5). Указанные соображения тем более справедливы в отношении любого права, которое, в отличие от права на образование, не выражено достаточно четко.
39. Правительство и Комиссия приводили примеры норм, ограничивающих доступ к правосудию, которые можно встретить в национальном законодательстве государств, в частности, касающихся несовершеннолетних и лиц, страдающих умственными расстройствами. Ограничение, на которое жалуется Голдер, представляет собой другой пример такого ограничения, хотя и более редкий. В функции Суда не входит ни разработка общей теории ограничений, допустимых в отношении находящихся в тюрьме осужденных, ни решение in abstracto о совместимости статей 33 § 2, 34 § 8 и 37 § 2 Тюремных правил 1964 г. с требованиями Конвенции. Приняв к рассмотрению дело, в основе которого лежит индивидуальная жалоба, Суд призван вынести постановление только по вопросу о том, привело ли применение данных правил в настоящем случае к нарушению Конвенции, причинившему вред г-ну Голдеру (см. Решение по делу Де Бекера от 27 марта 1962 г. Серия A, т. 4, с. 26).
40. В этой связи Суд ограничивается тем, что отмечает следующее. Обратившись к министру внутренних дел за разрешением получить консультацию у адвоката в целях привлечения Леярда к суду, Голдер стремился снять с себя вину по обвинению, выдвинутому против него указанным офицером тюремной администрации 25 октября 1969 г., которое влекло для него неблагоприятные последствия, некоторые из них еще продолжали существовать к 20 марта 1970 г. (см. п. 12, 15 и 16 выше). Кроме того, предполагаемый иск касался бы события тюремной жизни в период, когда заявитель отбывал заключение. Наконец, указанный иск был бы направлен против офицера тюремной администрации, который выдвинул данное обвинение, находясь при исполнении служебных обязанностей и будучи в подчинении у министра внутренних дел. В таких обстоятельствах у Голдера были все основания получить консультацию у юриста для того, чтобы обратиться в суд. Оценка перспектив предполагаемого судебного дела не относится к компетенции самого министра; только независимый и беспристрастный суд вправе вынести соответствующее решение. Отказав в выдаче разрешения, министр внутренних дел нарушил, применительно к г-ну Голдеру, право на обращение в суд в том виде, как оно гарантировано в статье 6 п. 1.
41.
По мнению большинства членов Комиссии
(п. 123 доклада), "те же самые факты,
которые составляют нарушение статьи 6
п. 1, являются также нарушением статьи
8". Правительство не согласилось с
этим мнением.
42. Статья 8 Конвенции
гласит: "1. Каждый человек имеет
право на уважение его личной и семейной
жизни, неприкосновенности его жилища
и тайны корреспонденции. 2. Не допускается
вмешательство со стороны государственных
органов в осуществление этого права,
за исключением вмешательства,
предусмотренного законом и необходимого
в демократическом обществе в интересах
государственной безопасности и
общественного спокойствия, экономического
благосостояния страны, в целях
предотвращения беспорядков или
преступлений, для охраны здоровья или
нравственности или защиты прав и свобод
других лиц".43. Отказ министра внутренних дел удовлетворить ходатайство от 20 марта 1970 г. имел прямой и немедленный результат, выразившийся в том, что Голдер был лишен возможности вступить в контакт с адвокатом каким бы то ни было способом, включая и тот, который бы он использовал для начала в обычной обстановке, а именно переписку. Хотя, конечно, не было акта цензуры или запрета на отправку сообщения в виде письма, которое Голдер мог бы написать адвокату или, наоборот, адвокат - Голдеру, что входит в понятие корреспонденции в смысле статьи 8 п. 1, тем не менее из этого неправильно делать вывод, что данная статья не подлежит применению, как полагает Правительство. Воспрепятствовать вступлению в переписку - это наиболее радикальная форма "вмешательства" (п. 2 статьи 8) в осуществление "права на корреспонденцию"; было бы немыслимым, чтобы подобное вмешательство оказалось вне сферы действия статьи 8, тогда как даже просто контроль за перепиской несомненно подпадает под ее действие. Если бы Голдер попытался написать адвокату, несмотря на решение министра внутренних дел или не испросив требуемого разрешения, и такая корреспонденция была бы перехвачена, он мог бы ссылаться на статью 8; мы бы пришли к парадоксальному и вряд ли справедливому выводу, если бы сочли, что, соблюдая требования Тюремных правил 1964 г., Голдер лишился права пользоваться защитой статьи 8. Соответственно, Суд полагает необходимым определить, является ли отказ в удовлетворении ходатайства заявителя нарушением статьи 8.
44. В представлении Правительства говорится, что осуществление права на корреспонденцию может подвергаться не только вмешательству, предусмотренному в статье 8 п. 2, но и подразумеваемому вмешательству, вытекающему inter alia из статьи 5 п. 1 "a": законное содержание лица под стражей после его осуждения компетентным судом неизбежно влечет последствия, затрагивающие действие других статей Конвенции, включая статью 8. Как подчеркивала Комиссия, этот тезис расходится с тем, как Суд решал вопрос, поднятый в связи со статьей 8 в делах "о бродяжничестве" (см. Решение по делу Де Вильде, Оомс и Версип против Бельгии от 18 июня 1971 г. Серия A т. 12, с. 45 - 46, п. 93). Кроме того, и более конкретно, этот тезис вступает в конфликт с самим текстом статьи 8. Использованная в п. 2 ограничительная формула ("Не допускается вмешательство... за исключением...") не оставляет места для доктрины подразумеваемых ограничений. В этом отношении правовой статус права на уважение корреспонденции, который достаточно четко прописан в статье 8, разительно контрастирует с правом на доступ к суду (см. п. 38 выше).
45. В субсидиарном порядке Правительство настаивало на том, что оспариваемое вмешательство соответствовало условиям, содержащимся в статье 8 п. 2. Нет сомнения в том, что это вмешательство было предусмотрено законом - названными выше статьями Тюремных правил 1964 г. Суд согласен, что "необходимость" вмешательства в осуществление права на корреспонденцию находящихся в тюрьме осужденных следует оценивать с учетом обычных и разумных требований тюремного заключения. "Предотвращение беспорядков или преступлений", например, может служить оправданием более широких мер вмешательства в отношении лица, находящегося в тюрьме, чем лица, находящегося на свободе. В этих пределах, но только в них, правомерное лишение свободы в смысле статьи 5 не вступает в противоречие с применением статьи 8. В своем Решении от 18 июня 1971 г., цитировавшемся выше, Суд указал, что "даже в случае с лицами, задержанными за бродяжничество" (статья 5 п. 1 "e"), но не находящимися в заключении после осуждения их судом, у компетентных государственных органов могут быть "достаточные основания полагать, что необходимы ограничения в целях предотвращения беспорядков или преступлений, для охраны здоровья или нравственности и защиты прав и свобод других лиц". Однако в этих делах не возникал вопрос о праве заявителей на корреспонденцию; имел место лишь надзор, который, однако, не действовал в ряде ситуаций, включая, в частности, корреспонденцию между задержанными бродягами и выбранным ими защитником (Серия A, т. 12, с. 26 п. 39 и с. 45 п. 93). Для того чтобы показать "необходимость" вмешательства, на которое жаловался Голдер, Правительство выдвинуло тезис о предотвращении беспорядков или преступлений и сослалось на интересы общественного спокойствия и защиты прав и свобод других лиц. Даже с учетом оставленных государствам - участникам полномочий по оценке конкретных ситуаций Суд не видит, каким образом указанные соображения, так, как они понимаются в "демократическом обществе", могут заставить министра внутренних дел не разрешить Голдеру вступить в переписку с адвокатом. Суд вновь подчеркивает, что Голдер стремился снять с себя обвинение, выдвинутое против него офицером тюремной администрации, действовавшим при исполнении своих служебных обязанностей, обвинение, которое было связано с происшедшими в тюрьме беспорядками. В таких обстоятельствах Голдер имел все основания обратиться к адвокату. Министру внутренних дел не подобало - так же, как и Суду сегодня, - самому оценивать перспективы предполагаемого судебного дела; совет заявителю об имеющихся у него правах мог дать только адвокат, а затем уже суд вынес бы соответствующее решение. Решение министра внутренних дел не представляется "необходимым в демократическом обществе", поскольку переписка заявителя с адвокатом явилась бы предварительным шагом к возбуждению гражданского дела, т.е. к осуществлению права, закрепленного в другой статье Конвенции, а именно статье 6. Таким образом, Суд приходит к выводу, что имело место нарушение статьи 8.
46.
Статья 50 Конвенции предусматривает,
что если Суд установит, как было в
настоящем случае, что "решение или
мера, принятые... властями" Договаривающейся
Стороны, "полностью или частично
противоречат обязательствам, вытекающим
из настоящей Конвенции, а также если
внутреннее право (упомянутой Стороны)
допускает лишь частичное возмещение
последствий такого решения... то решением
Суда, если в этом есть необходимость,
предусматривается справедливое
возмещение потерпевшей стороне". Регламент
Суда устанавливает, что, когда Суд
"обнаруживает, что имело место
нарушение Конвенции, он должен в этом
же судебном решении вынести постановление
о применении статьи 50 Конвенции, если
этот вопрос, после того как он был поднят
на основании статьи 47 bis, готов для
решения; если вопрос не готов для
решения", Суд "должен отложить его
целиком или частично и определить
порядок дальнейшего разбирательства"
(статья 50 п. 3 в сочетании со статьей 48
п. 3). Во время слушаний во второй
половине дня 11 октября 1974 г. Суд предложил
представителям в соответствии со статьей
47 bis представить свои замечания по
вопросу о применении статьи 50 Конвенции.
Такие замечания были представлены во
время слушаний на следующий день. Более
того, отвечая на вопрос председателя
Суда, главный делегат Комиссии подтвердил,
что она не имеет замечаний и не делает
никаких оговорок относительно полученного
со стороны заявителя требования о
справедливом возмещении. Соответственно,
Суд считает, что вышеупомянутый вопрос
готов для решения и может быть решен
без дальнейших отлагательств. Суд
считает, что исходя из обстоятельств
дела нет необходимости присудить
заявителю иное справедливое возмещение,
чем сам факт признания его прав
нарушенными.
По этим основаниям Суд:
1.
Постановил девятью голосами против
трех, что имело место нарушение статьи
6 п. 1;
2. Постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 8;
3. Постановил единогласно, что предшествующие решения сами по себе являются справедливым возмещением в смысле статьи 50.
2. Постановил единогласно, что имело место нарушение статьи 8;
3. Постановил единогласно, что предшествующие решения сами по себе являются справедливым возмещением в смысле статьи 50.
Текст
Постановления взят
отсюда: http://europeancourt.ru/uploads/ECHR_Golder_v_the_
